КОНТРОЛЬНЫЙ В ГОЛОВУ
Нефтяные санкции ставят на путинском режиме жирный крест. И на РФ, как государстве, существовавшем с 1991 г. тоже. При этом не стоит ожидать, что всеобщий обвал произойдет вот прямо завтра и будет иметь зрелищную форму, в антураже голливудского фильма-катастрофы. Надо отдавать себе отчет, что жизненный цикл большой социальной системы обладает колоссальной инерцией, и потому даже смерть – это не так, что выдохнул, а вдохнуть не можешь, а процесс, который растянут на годы или даже десятилетия.
Но если мы ведем речь о смерти социальной системы (правильнее говорить о коллапсе), то следует понимать возникновение таких системных условий, в которых она принципиально не может поддерживать свое существование в прежнем виде. Выключение РФ из мирового сырьевого рынка означает невозможность эксплуатации углеводородной ренты. Потому правящий класс, сформировавшийся вокруг этого источника доходов, и чье господство основано на контроле над ним, оказывается банкротом. Да, это не означает мгновенной утраты власти. Все несколько иначе – власть становится убыточным активом.
Одно дело, когда ты тратишь ресурсы на контроль над территорией, чтобы извлекать ресурс (ту же нефть), дающий доходы, превышающие затраты на администрирование процесса в десятки раз. Совсем другое – когда издержки на контроль над территорией не обеспечивают притока доходов. Всякий доживший до этого момента африканский диктатор в сложившихся обстоятельствах без всякого сожаления садится в самолет и уматывает к заскирдованным в дружественной юрисдикции чемоданам с брюликами и кэшем. Зачем ему власть, если она не приносит дохода? То же самое пытаются делать и его приспешники. Таким образом система власти в диктатуре рушится быстро и относительно безболезненно.
Для путинской криминальной элитки, увы, возможности свалить нет, поэтому и власть, превратившуюся из инструмента обогащения в обузу, она бросать не станет. Отныне власть (контроль над госаппаратом) для нее становится инструментом сохранения или хотя бы продления жизни. Инструментом, требующим расходов на поддержание его в дееспособном состоянии.
Кто-то скажет, мол, говно-вопрос, содержать аппарат все равно будет население. Просто люди станут новой нефтью. Так, да не так! Дело в том, что общественный консенсус 20 лет держался на том, что власть администрирует ренту, распределяет ее в пользу широких слоев населения (и себя, не обделяя, разумеется), а население в ответ изъявляет свою полнейшую покорность. Формы покупки лояльности разнообразием не отличались. Фактически все сводилось к тому, что сырьевая маржа складируется в казну, а оттуда раздается в виде зарплат бюджетникам, подрядов коммерсантам, подачек люмпенам, грантов ученым и т. д.
Именно рентный характер путномики определил беспощадную борьбу режима с частным сектором. Формально, и я это не раз подчеркивал, частные предприятия существуют и поныне, но они не генерируют доходы, а, будучи включенными в контур освоения бюджетных средств, утилизируют их. Другая возможность существования для частного сектора заключается в обслуживании непосредственно рентоприносящего комплекса, правда в случае с ТЭК на 90% это были иностранные компании, пусть и с российской пропиской. Последняя ниша, где мог резвиться частный бизнес – торговля и услуги, то есть сфера распределения. Распределялись в ней те рентные доходы, что население получало в виде зряплаты в бюджетных богадельнях, включая силовые структуры, госкорпорациях и сосущих бюджет «коммерческих» структурах.
Государство с маниакальным упорством пыталось стать единственным работодателем в стране и, надо сказать, это ему фактически удалось. Любые сектора, где происходило какое-то развитие, например, телекоммуникационная или IT-индустрия, либо огосударствлялись (см. пример Яндекса и Касперского), либо уничтожались. В условиях рентной экономики любая экономическая структура, способная существовать независимо от государства, является непосредственной угрозой господствующему классу, потому что самим фактом своего существования она создает альтернативную систему господства, основанную на иных принципах. Потому шансов выжить у нее нет, будь она трижды перспективна и четырежды рентабельна.
Да, в итоге складывается примитивная моноэкономика, обладающая НИЗКОЙ ПРОДКУТИВНОСТЬЮ, зато она обеспечивает правящему классу абсолютный контроль над рентой, что в свою очередь является гарантией господствующего положения. Именно потому клептократическое неодворянство является сословием в самом прямом, средневековом смысле этого слова, ибо только в рамках сословной системы возможно полное слияние власти и собственности и передача этого актива по наследству.
Описанная система является потрясающе устойчивой, стабильной и жизнеспособной. Но только в том случае, если рента остается источником жизненной силы. Уберите ренту – и рушится вся конструкция. Опять же, «рушится» – определение не совсем точное. Правильнее будет сказать «претерпевает необратимые трансформации». Что происходит с человеком, лишенным пищи? Первые три дня происходит болезненная адаптация, а потом самочувствие умирающего человека улучшается, его активность снижается и организм, израсходовав оперативные запасы энергии, начинает как бы поедать самого себя. Постепенно голодающий превращается в скелет, обтянутый кожей, сознание затуманивается, пульс становится все более редкими слабым и через 30-100 дней наступает смерть. Стресс значительно ускоряет процесс. Кстати, через 60 дней выйти из голодовки становится крайне сложно, поскольку разрушение организма принимает необратимый характер.
Социальная система во многом отличается от биологического организма, и прежде всего своими адаптивными способностями. Животное не может перейти из одной кормовой ниши в другую, волк не способен выжить, став вегетарианцем. Социальная система может пережить кризис, сменив источник ренты. Например, если по примеру братского венесуэльского режима начнет барыжить наркотой. Маржинальность этого бизнеса хорошая, возможности есть, опыта кремлевским также не занимать. Не исключаю, что скоро Вова лишит среднеазиатских диктаторов доходов от транзита афганского героина, начав возить его бортами военно-транспортной авиации из Кабула в Москву. Там его будут доводить до кондиции, фасовать и диппочтой развозить по тем странам, с которыми у Кремля еще сохранились дипотношения. В дополнение можно организовать промышленное производство синтетической дури.
Наркотрафик помог в течении 7 лет продержаться режиму Мадуро, который не смог зарабатывать на торговле нефтью (сейчас эта возможность возвращается). Для РФ этот рецепт окажется не столь эффективен. Да, непосредственно элитку «белый» прокормит и даст ей дополнительные мотивацию и ресурсы для удержания власти. Но лишними в данном случае оказываются территория (достаточно контролировать зону, на которой расположена логистическая инфраструктура) и население. Наркорынок все же по масштабам будет меньше углеводородного, весь его объем – порядка $800 млрд. Даже если кремлевский наркокортель отожмет в свою пользу 10% мирового рынка, то $80 млрд поступлений не покроют выпавшие $300 млрд от продажи нефти, газа и угля (с угольной промышленностью санкции покончили раньше).
Да, какая-то часть энергетического экспорта сохранится, пускай даже треть. Общей картины это не меняет. К тому же проблемы не только у нефтяников, а вообще у всей экономики, и несырьевой экспорт, пусть и в меньшей степени, тоже просядет. Через какое-то время станет совершенно ясно, что ранее существовавшая модель экономики себя полностью исчерпала. Какое конкретно время понадобится для принятия новой реальности? Зависит от адаптивных способностей системы. Вообще, как показали примеры многих стран, адаптироваться можно даже к полной внешней блокаде. Но если проблемы начнут возникать быстрее, чем РФ сможет приспособиться к ним, то негативный эффект будет нарастать, словно снежный ком, приведя в итоге к деструкции системы. Но западники не заинтересованы в быстром умершвлении путинского режима, свою функцию он еще не отработал. Поэтому додавливать будут аккуратненько.
Однако необратимые структурные изменения уже произошли. Рентная модель уже неспособна поддерживать жизнеспособность системы, тем более – удовлетворять потребности военного времени. Социальный организм переходит к фазе самопоедания. В элитке происходит секвестр мест у кормушки. На очереди и кадровое обновление, засидевшимся в министерствах и советах директоров рыхлопузым «либералам» приготовиться на выход! К штурвалу лезут нахрапистые «полевые командиры». Они наверняка лучше справятся с администрированием наркоренты. И когда во имя продолжения банкета придется избавиться от ботоксного балласта, у них ручонки дрожать не станут.
